Людмила, как возникла мысль взять в семью приемного ребенка?
Это было стечение обстоятельств. Одной из моих функций на работе было посещение детских домов. Компания, где я тогда работала, оказывала благотворительную финансовую помощь детским домам Центрального административного округа Москвы. Там я познакомилась с волонтерами, и они предложили мне подумать, могу ли я взять одного из малышей в свой дом. В начале я решила, что не смогу уделять необходимого внимания приемному ребенку, ведь я много работала. Но сложилось так, что на работе наступил кризис, и я стала относиться к этой мысли серьезнее. Мне предстояло выбрать: начать свое дело или посвятить освободившееся время воспитанию ребенка.
Как отнеслись к этой идее родные?
Мама меня очень поддержала. В тот момент у меня был уже взрослый девятнадцатилетний сын. И я сказала маме, что хочу иметь дочку. Она согласилась с моим решением и пообещала помогать мне. С сыном мы тоже все обсудили, он был не против. Он понимал, что жизнь семьи изменится, но я объяснила, что он был и останется моим сыном, его права наследства не будут ущемлены.
Как происходил выбор будущей дочери?
Случайно. Я знала о формах принятия в семью детей-сирот. В органах опеки сказали, что удочерить маленького ребенка мне не дадут, так как я одинокая и в возрасте. Мне объяснили, что для младенцев предпочтительнее полная приемная семья, что дети из детских домов, как правило, имеют проблемы со здоровьем, и это требует от родителей немалых затрат. Поэтому, в моем случае лучше не удочерение, а оформление опекунства. Таким образом решался и вопрос с наследством сына, ведь после 18 лет имущественные отношения с ребенком, находящимся под опекой, заканчиваются. Ребенок получает квартиру от государства, не претендуя на жилплощадь тех, с кем жил в детстве.
Итак, мне предложили список детей и мой выбор пал на Юлю, потому что у нас день рождения в один день, мне показалось, что это особый знак.
Как дальше развивались события?
В первую встречу я ничего особенного не почувствовала. Юля была смугленькая, пухленькая –полная противоположность моему сыну. Но маме Юля сразу понравилась. Она взяла ее на руки, стала с ней играть. А я стояла рядом, наблюдала и слушала себя.
В свои шесть месяцев Юля еще не сидела, не опиралась на ножки, не делала попыток переворачиваться. Когда я брала ее на руки, она не прижималась, не стремилась потрогать меня, словно не понимала телесного контакта. Очень болезненны были для нее прикосновения к головке. Я думаю, условия, в которых она росла, стали тому причиной. Когда она делала первые попытки поворачиваться, то, видимо, ударялась головкой о железные прутья кроватки. Лежать без движения было легче.
На первых фотографиях взгляд у Юли будто стеклянный, обреченный. Но разглядывала она меня внимательно.
Так мы навещали Юлю в течение двух месяцев, пока оформляли документы. В один из приездов мне пришлось поменять малышке памперс. Я увидела ее без пеленок, смотрела на нее и размышляла, правильно ли развивается малышка физически. Но обсудив все свои сомнения с подругами-волонтерами и мамой, поняла, что все было в порядке, и я просто забыла, как выглядят дети в таком возрасте.
В день, когда мы приехали забирать Юлю, оказалось, что в Доме малютки карантин из-за гриппа. Юля тоже сильно кашляла. Нам предложили подождать неделю, пока ее подлечат. Тут я не сомневалась, что лечить буду ее сама и дома. Но ночью у малышки поднялась высокая температура, и скорая увезла нас в больницу. Там мы провели месяц с тяжелейшим бронхитом, где провели все обследования и первый курс массажа.
Когда вернулись домой, каждый день был расписан по часам: массаж, специалисты, развивающие занятия, витамины. Со стандартным детдомовским диагнозом – задержкой психомоторного развития – мы справились за четыре месяца. Ровно в год Юля протопала от кроватки до дивана.
Оставалась задержка речевого развития. Логопед в поликлинике сказала мне, что не может дать мне справку для поступления в ясли, а только направление в специальный интернат, так как без помощи специалистов Юля не заговорит. Я возмутилась: опять отделять ребенка от семьи?! Пошла к заведующей детским садом. Та успокоила меня и взяла Юлю без этой справки, пообещав, что через некоторое время моя дочка заговорит. Так и случилось: после двух лет Юля заговорила сразу предложениями, и без логопедических проблем.
А как развивался Юлин характер? Какие у нее наклонности?
Юля сразу показала себя натурой яркой, самостоятельной и своенравной. Ее всегда сложно уговорить, отвлечь от желаемого. Она легко вошла в детский коллектив. Юля очень артистичный и музыкальный ребенок. Мы занимались в группе Монтессори, ходили на хореографию. Сейчас, помимо испанской школы, занимаемся скрипкой и танцами.
Знают ли учителя, что Вы – "не кровная" мать?
Конечно, это сразу видно из Юлиных документов.
А Юля знает?
Я принципиально не хотела скрывать это и от Юли.
На ее первые вопросы я отвечала, что она не из моего животика. Я говорила ей, что бывают в жизни ситуации, когда мама не может воспитывать своего ребенка, тогда она отдает его в специальный домик. Дети живут там и ждут других родителей.
Более серьезные разговоры пришлось вести с Юлей, когда у нее началась астма. Первый приступ, с которым мы попали в больницу, произошел после смога, летом 2010 года. Но весь Юлин организм был тогда в особом состоянии: кризис трех лет, наступивший с опозданием, рассыпающиеся зубы, косоглазие, гиперактивность, возбудимость. Дым просто спровоцировал астму. Юле сразу стали давать высокие дозы гормона. После выписки я приходила днем в детсад, чтобы сделать Юле ингаляцию между утренней и вечерней дозами. К восьми годам нас ожидала инвалидность, когда бегать ребенку нельзя, и любая нагрузка грозит приступом. Поэтому под наблюдением хорошего врача я стала пробовать нетрадиционные методы лечения: дыхание Бутейко, растительные препараты. Я стала обращать внимание на психологическую составляющую астмы, много читала, старалась развиваться духовно. И астма отступила.
Мы часто проговаривали с Юлей болезненную тему о ее биологических родителях. Обращая внимание на ее внешность, я не только говорила, что она красивая, но пыталась предположить, что она похожа на маму. Мы рассуждали, какой национальности могли быть ее родители, что ее маме, видимо, было тяжело, поэтому лучше попробовать простить ее и пожалеть.
Иногда Юля впадала в истерики, пыталась в школе спекулировать тем, что она не такая, как все, и поэтому ее нельзя заставлять делать уроки. На это учительница ей мудро отвечала, что любви она получает не меньше других, потому и требования к ней такие же, как к остальным.
Истерики – тоже опыт детдома. Юля признается, что на самом деле, когда ей трудно, она хочет, чтобы ее пожалели, и для этого кричит. Ведь только истошные крики заставляли взять ее на руки в первые месяцы ее жизни.
Что Вы можете пожелать или посоветовать будущим приемным родителям?
Любить! Терпеть трудности также, как со своими детьми. Тем, у кого своих нет, учиться понимать себя. Школа приемных родителей помогает во многом разобраться.
Дети после детского дома чаще всего нездоровые, уход за ними – это тяжелый труд, и надо быть в форме.
Ребенок может дарить ежедневную радость, а в другой ситуации быть серьезным испытанием. Но если проходить свой жизненный урок с пониманием, то ребенок становится «путеводной звездой».
Зоя Березовская
