Почему в одних семьях подростковый период сопровождается скандалами, уходам из дома и корвалолом, а в других проходит благополучно, без особого стресса для ребёнка и родителей?
То, как семья встретит и проживет кризис подростка, во многом зависит от системы коммуникации в ней. Я описала три самые распространенные модели коммуникации между родителями и ребенком. Посмотрим, как устроена каждая из них, и как они трансформируются в кризисный период.
Авторитарная модель предполагает большую эмоциональную и статусную дистанцию между родителями и ребенком. Родитель строит коммуникацию “сверху”, из позиции авторитета.
Эмоциональная дистанция увеличивается, если родители высказываются с критикой по поводу “новомодных” увлечений ребенка (искреннее стремление родителей поинтересоваться, разобраться, в чем “фишка” тренда сократило бы дистанцию), осуждают друзей, обесценивают чувства ребенка (“тебе 10 лет, у тебя вообще нет поводов, чтобы грустить”, “это несерьезно, влюбишься ещё сто раз”).
Коммуникационную дистанцию увеличивают жесткие ограничения и рамки (“без вариантов, чтобы был дома к восьми”), наказания (“будешь все выходные сидеть дома”), игнорирование интересов ребенка (“какая тебе гитара, иди лучше к репетитору физику подтяни”).
Такая модель, может казаться, успешно работает, когда ребенок маленький. Но именно против нее вчерашние послушные детки, вступив в подростковый возраст, бунтуют сильнее всего. Когда подростки убеждаются, что их не слышат, а их интересы — игнорируют, они отвечают тем же и полностью закрываются от родителей. Те, в свою очередь, начинают жаловаться, что “до ребенка не достучаться”: он стал скрытный и ничего не рассказывает,- и, чтобы получить доступ хоть к какой-то информации, усиливают давление.
Подросток закрывается ещё больше и рассказывает о себе все меньше, начинает игнорировать даже то, что раньше делал без проблем. От потери контроля над ситуацией и чувства беспомощности родители не находят ничего лучше, как “закрутить гайки”. Но все это только усугубляет ситуацию и отдаляет ребенка.
Пожалуй, это самая бесперспективная коммуникационная стратегия.
“Средние”, “обычные” отношения “как у всех”. Родители заняты в основном работой и решением повседневных проблем. Заботу проявляют по-преимуществу, через обеспечение бытовых потребностей (следят, чтобы ребенок был накормлен, одет, покупают гаджеты). Детей особо не контролируют, но и делами не интересуются, следят за тем, чтобы соблюдались формальные договоренности. Общение сводится к вопросам поел- не поел, что задали, какие оценки.
Нет эмоциональной близости, ребенок варится в своем мире, фигуры родителей в жизни присутствуют номинально. В ежедневной жизни, в решении повседневных эмоциональных трудностей ребенка родители не участвуют.
Если в детстве ребенку сильно не хватало эмоционального тепла от родителей, в подростковом возрасте он, возможно, начнет привлекать к себе внимание экспрессивными выходками, как бы призывая взрослых обратить на него внимание, включиться эмоционально. Но чаще всего в такой модели подросток продолжает поддерживать обособленность, становится скрытным. У родителей растет тревога, так как они не располагают информацией об эмоциональной стороне жизни ребенка, но обычно с расспросами не пристают. Сделав несколько попыток — натыкаются на закрытые границы. Открытых конфликтов избегают, пытаются не испортить отношения с ребенком, но как установить близость — не знают.
Подросток, с одной стороны, рассуждает, что родители особо не лезут,- и хорошо. С другой — чувствует тоску, что нет возможности поговорить с ними о важном. Со временем привыкает обходиться без этого. Родители как бы рядом, но за советом к ним не обратишься. ”Да и заняты они, своих хлопот хватает, на работе устают”.
Контакта нет, ребенок чувствует себя одиноко, несмотря на формально бесконфликтные отношения в семье.
Партнерские отношения подразумевают дистанцию, обусловленную ролями (родитель-ребенок), но коммуникация строится на обсуждении, диалоге. Значимость родителей очень высока, но мнение и желания ребенка с раннего детства учитываются. Родители прислушиваются к нему, стараются договориться и соблюсти так или иначе интересы ребенка.
Семья поддерживает неформальное общение, родители организуют совместные активности вместе с детьми: выезды на природу, занятия спортом, прогулки, театры, кино. Интересуются увлечениями ребенка, стараются разобраться в “модных веяниях” без их критики. Есть семейные ритуалы. Ребенок знает, что кроме своих личных дел у него есть обязанности и сферы ответственности в делах семьи. Родители охотно разрешают принимать гостей и сами предлагают пригласить друзей на активности.
В этой модели родители встречают подростковые кризисы своего ребенка “подготовленными”: они имеют достаточный уровень близости, знакомы с его друзьями, твердо знают, что если у ребенка будут трудности — он расскажет о них. Это дает им чувство уверенности и позволяет соблюдать границы ребенка. Родители не вмешиваются в его повседневные дела, объясняют последствия тех или иных выборов, поддерживают ребёнка в том, чтобы он сделал его самостоятельно.
Правила и родительские ожидания проговариваются вслух, обсуждаются с учетом интересов ребенка, и принимаются обеими сторонами. Наличие правил позволяет избегать непонимания и в случае проблемных ситуаций апеллировать к ним, без конфликтов.
Подросток в первую очередь чувствует, что дома его понимают. Это помогает ему легче переносить эмоциональный шторм или трудности в коммуникации во внешнем мире. Родителей воспринимает как поддержку. Сам решает, когда хочет поговорить, когда не хочет, но знает, что в любой момент может обратиться за помощью. Учится делать выбор и нести за него ответственность. Направляет свои силы на социализацию, интересы и достижения, а не на борьбу с родителями.
В чистом виде эти модели редко представлены, чаще всего семейные отношения строятся на стыке двух систем. Родители детей любого возраста могут выбрать, что им подходит, зная, как устроена система и какой у неё прогноз.
Ирина Винник
